Гиацинтовые острова - Страница 36

Так в центре Австралии образовалась пустыня…

Природа безоружна. И хотя ей все чаще приходится прибегать к самообороне, но она никогда не прибегает к помощи оружия. И дети природы никогда не балуются оружием: зубы или когти — это ведь не оружие, а так, пустяки… Ну, конечно, не без того: иногда схватишь палку, как Египетская Лягушка, когда на нее нападает змея. Зажмешь палку в челюстях: ну-ка теперь попробуй нас проглотить!

— Это не по правилам, — шипит змея. — Разве можно так — с палкой на безоружного?

Тут только помалкивай и крепче сжимай в челюстях палку. Не по правилам! Ишь ты, не по правилам! Когда тебя хотят проглотить, хватай палку или что попадет — и все это будет по правилам!

Это когда нас хотят проглотить. А когда мы хотим проглотить?

Тут ведь не только гастрономический, а, можно сказать, юридический и даже философский вопрос. Что считать обороной и что считать нападением? Может ли нападение рассматриваться как оборота, когда оно обороняет нас от голодной смерти? А если мы себя защищаем так, что вокруг нас образуется пустыня, то, может быть, эту оборону следует квалифицировать как нападение?

На все эти вопросы следует отвечать без оружия, особенно без оружия массового уничтожения, к которому постоянно прибегает Электрический Угорь, обороняясь от голода или просто разыгравшегося аппетита.

Электрический Угорь открыл предприятие по производству кислорода. В воде это дело прибыльное, особенно в мутной воде. Какая рыба не любит дышать? Уж что-что, а дышать все любят. Поэтому на продукцию Электрического Угря большой спрос.

А производство несложное: дашь разряд в пятьсот — шестьсот вольт, и готов кислород, дыши во все жабры. Правда, мало кому удается после этого подышать: после такого разряда не очень подышишь… Но дышать хочется, и все спешат к Угрю, будто к врачу на прием. И он принимает, как врач:

— Дышите!

Следует сильный разряд.

— А теперь — не дышите!

Выгодное предприятие у Электрического Угря: в одном разряде у него совмещены оба процесса. Дается кислород и отнимается возможность дышать. И в результате к нему плывет чистая прибыль.

Это уже не самооборона, а самое настоящее нападение. Эти два понятия, не следует путать между собой.

А птица Вертишейка в целях самообороны научилась притворяться змеей, но теперь уже, кажется, забыла, что научилась этому в целях самообороны, а не нападения.

Вообще непонятно: почему Вертишейка не родилась змеей? Как она попала в семейство дятлов? Может быть, кто-то когда-то подкинул дятлам змеиное яйцо и с тех пор появилась в семействе у них Вертишейка? А может, наоборот: ее, птицу, высиживала змея и обучила ее змеиным манерам?

Думайте тише: Вертишейка уже шипит. Как все змеи, она шипит, всех призывая к молчанию. Змеи сами молчаливы, им сказать, вероятно, нечего, поэтому они всех призывают к молчанию. Пусть молчат. Пусть думают тише.

У змей много дел, о которых стоит молчать, так много, что только успевай молчать, а поговорить уже не успеешь. Но надо, чтоб и другие молчали, — такие у змей дела. Поэтому они шипят, призывая к молчанию.

Точно так же и Вертишейка. Когда она занимает чужое дупло, выгоняя хозяев под открытое небо, она предупреждает всех:

— Чш-ш-ш-ш!

Чтоб никто за пострадавших не подумал вступиться. А если и подумают, то пусть думают тише, чтобы их никто не слыхал.

И когда Вертишейка выбрасывает чужие яйца, и когда убивает чужих птенцов, она говорит:

— Чш-ш-ш-ш!

Чтоб не услышать голос протеста.

И когда она сидит в чужом дупле, вытягивая длинную шею и медленно, по-змеиному двигая головой, она говорит:

— Чш-ш-ш-ш!

Потому что птицы — крикливый народ, а Вертишейке нужно, чтобы они молчали.

Для того чтоб прилетать на готовое, чтобы занимать чужие гнезда, чтобы разорять, убивать, — словом, чтоб жить так, как ей хочется, — Вертишейке нужно, чтоб все молчали. И главное — тише думали.

Вот так и получается: если слишком усердно занимаешься самообороной, то иногда и сам не заметишь, как она превратится в нападение.

Для чего Рыба-Меч завела себе меч? Сейчас она и сама об этом не вспомнит.

— Кто с мечом к нам придет… — предупреждает Рыба-Меч, потрясая своим мечом. Но кто может прийти к ней с мечом?

Может прийти Мечехвост, но Мечехвост не придет. У Мечехвоста меч — просто семейная реликвия. Когда-то предки его, трилобиты, завоевали весь океан, но те времена давно прошли, и Мечехвост, единственный их потомок, в память о предках сохраняет их меч. Но с мечом он ни к кому не придет, потому что меч у него — просто хвост, семейная реликвия.

— Кто с мечом к нам придет? — вопрошает Рыба-Меч, потрясая мечом. Но никто к ней с мечом не приходит.

Это обидно: ведь недаром же ей дан меч. Меч не должен ржаветь, тем более что в воде у него есть такая опасность,

— Так кто же, кто придет к нам с мечом?

Рыба-Меч уже плохо владеет собой, но мечом она все же владеет. И она начинает крушить все вокруг: от мелких рыбешек до больших кораблей…

Нет, лучше все-таки самооборона без оружия. Она как-то естественней в природе,

Свиноносная Змея держит оборону без оружия, хотя делает вид, что она вооружена до зубов: она поднимает голову и с шипением бросается на врага в надежде, что нервы врага не выдержат. А если выдержат, тогда змея сама забьется в нервном припадке. Она будет корчиться, ловить ртом воздух, пока не растянется брюхом вверх. Своего рода психическая атака, и даже не атака, а психическое отступление. Авось нервы врага не выдержат и он уйдет подальше от этой грустной картины. От этой трагичной картины. И лишь когда враг будет далеко, Свиноносная Змея приоткроет глаз и слегка приподнимет голову, чтобы убедиться, что опасность миновала.